Работа М.В. Гореликa "Золотоордынские предметы и их местные подражания в материалах древнерусских городов" посвящена археологическим находкам из раскопок древнерусских городов. Их происхождение связывается либо с территорией Золотой Орды и ее торговых партнеров, либо эти артефакты являются русским подражанием ордынскому импорту. Представленные находки в первую очередь относятся к раскопкам Смоленска и Новгорода, то есть городов, которые находились в минимальной политической и культурной зависимости от Золотой Орды.
Часть найденных артефактов может быть объяснена импортом из Золотой орды, однако существует достаточное большое число образцов, наличие которых объясняется русской имитацией ордынских предметов. Подобное объяснение выглядит несколько странно, поскольку получается, что в России в эпоху монгольского завоевания существовал высокий спрос на предметы культуры захватчиков. Казалось бы, реакция на экспансию чужой культуры должна быть совсем другой.

Обратимся к предметам, и начнем рассмотрения изделий из кости и рога. В Смоленске и Новгороде найдены костяные и роговые ажурные бляхи-пронизи с петлей для подвески снизу. На одной из двух костяных, лучше сохранившейся бляхе из Смоленска (рис. 1, 1), изображен дракон, вписанный в квадрат Основываясь на датированной стратификации городских слоев, опубликовавшая костяные изделия средневекового Смоленска Н.И. Асташова датировала их второй половиной XII - началом XIII в. Уверенность в датировке ей придает и стратиграфическая дата роговой бляхи из Новгорода (рис. 1, 2) - XII в. и хотя ей известны примеры поясных деталей подобного типа из Саяно-Алтайского региона, датированные XIII-XIV вв, на датировку Смоленских блях эти знания никакого влияния не оказали. Вместе с тем, бляхи-пронизи подобной конструкции, имея чжурчжэньское происхождение (Шавкунов, 1990. Табл. 36, 1-3; 41, 7; 43, 1-7, 30, 31) были полностью восприняты монголами на рубеже XII-XIII вв. и были ими распространены в своих завоеваниях повсюду, где они установили свою власть и влияние.

Что касается Смоленских блях, то они являются либо чисто моногольскими XIII в (о чем говорит изображение дракона), либо их очень точными древнерусскими подражаниями, практически копиями. То же можно сказать и о большой пронизи из Смоленска (рис.1, 3).
В костяной бляхе из Новгорода (рис.1, 2) усматривается чжурчжэньско-монгольский тип бляхи-пронизи для подвески, исполненной русским мастером совершенно в стиле русской каменной резьбы XII-XIII вв. Этот факт свидетельствует о том, что подобные - монгольские для Европы - бляхи и, соответственно, монгольские по набору поясные гарнитуры были усвоены русскими, что привело к смене монгольской стилистики декора на русскую. И хотя публикаторы датировали ее по стратиграфии XII в. (Колчин, Янин, Ямщиков, 1985. Ил. 161), новгородскую пронизь должно [в смысле следует - Авт.] датировать никак не ранее второй половины XIII - начала XIV века.

Первая вещь, которая бросается в глаза это несоответствие дат, которые получаются из разных стратиграфических датировок для одного и того же класса артефактов. Начнем с того, что стратиграфический метод датирования является относительным. С помощью него можно построить относительную хронологию археологического комплекса, однако, для получения определенных календарных дат необходима привязка хотя бы одного из культурных слоев к абсолютному методу датирования. Это можно сделать в том случае, если в слое находится предмет, который можно датировать абсолютным методом. Чаще всего датировка производится с помощью радиоуглеродного или дендрохронологического метода.
Результаты датировок Смоленских блях показывают, что они появились на 100÷200 лет раньше, чем их Саяно-Алтайские аналоги с территории Орды, хотя именно они являются идейным оригиналом, а смоленские образцы их имитацией. Датировка костяной бляхи из Новгорода по мнению М.В. Горелика отличается от даты, предложенной Колчиным, Яниным и Ямщиковым в сторону омоложения на 150÷200 лет. Поскольку смоленские и новгородские бляхи датируются XII веком, можно утверждать, что "археологии по бляхам" для Смоленска и Новогорода соответствуют друг другу, но удревнены по меньшей мере на пару сотен лет относительно своих ордынских культурных праобразов. Кроме того, проблематично утверждать, что сами смоленские и новгородские датировки однозначны, в приведенном ниже примере разброс дат достигает уже 250÷300 лет:
Интересно, что в древнерусских городах, не являвшихся вассалами Чжучидов, встречаются как монгольские облицовки, (рис. 1, 7, 9, 10), так и их русские подражания (рис. 1, 8). Характерно, что такие облицовки найдены в Смоленске, Н.И. Арташова, придерживаясь стратиграфической даты датировала то XII-XIII вв. (рис.1, 4), то 90-ми годами XIV - началом XV в. (рис.1, 5), то XII в. (рис.1, 6) (Асташова, 1993. С. 73-76).

Очень долго шедеврами древнерусского костнорезного мастерства считались (а большинством считаются до сих пор) резные ажурные бляхи из рога и кости с изображением драконов и барсов (рис.2, 2-5) из новгородских слоев XIII-XIV вв. (Колчин, Янин, Ямщиков, 1983. Ил. 155-160). Одна из них специфически монгольской формы, с классическим центрально-азиатским драконом (рис.2, 2) даже украшала обложку одного из новгородских сборников, очевидно, символизируя искусство Великого Новгорода. Но находка целого седла в погребении 1 кургана 3 у с. Филия на Днепропетровщине (рис. 2, 1) определила функцию новгородских пластин - отладка седла, их дату и культурную принадлежность - Золотая Орда XIII-XIV вв. (Шалобудов, 1991).
Что же касается новгородских находок, то, если ранее монгольскими можно было считать часть их (правда большую), (рис.2, 2-4), а часть местными подражаниями (рис.2, 5), то в свете филийской находки их всех можно считать золотоордынскими по происхождению, золотоордынским импортом.

В этом примере датировки предметов-оригиналов и предметов-имитаций соответствуют друг другу, возраст имитаций не превышает возраст оригиналов. Однако отметим, что с помощью сравнительного анализа образцов оказывается невозможным установить их происхождение. Сначала костнорезные бляхи считались примером новгородского искусства и только независимая находка другого предмета позволила изменить это представление.

Так же Новгород дал нам большое количество находок кожаных изделий уникальной сохранности. ... Монгольского типа сумки делались двух основных разновидностей. Первая разновидность - "конверт", подпрямоугольной формы с клапаном (рис.3, 3, 4, 8). Иногда сумки из Новгорода чуть расширялись к низу и имели округлый нижний край (рис. 3, 1, 2).Характернейшим признаком монгольских сумок является специфически вырезанный трехлопастной нижний край клапана. Его мы видим на новгородских экземплярах (рис.3 1-4, 8). Характерна для монгольских сумок и подвеска за два колечка, прикрепленных к верхнему краю сумки, что мы видим на новгородских находках (рис.3, 2).

Вторая разновидность монольских поясных сумок - небольшой объемный кошелек подпрямоугольной или трапециевидной формы с окурглым нижнем краем и объемной крышкой, надевающейся сверху и соединенной с вместилищем кошеля ремешком. Новгородские экземпляры таких сумок (рис.3, 9) имеют ярко выраженный монгольский декор, выполненный аппликацией.
Вполне монгольским является тисненый орнамент на одной из новгородских сумок (рис.3, 5). Средне- и ближневосточный в виде шести- восьмилепестковой розетки вытиснен на других сумках (рис.3, 4, 8). Металлические узорные бляшки-розетки от сумок, бывшие, вероятно, прототипами вытесненных, найдены в золотоордынском Увеке (рис.3, 5) (Недашковский 2000. Рис.6, 6, 7). Интересно, что кожаный декор самых роскошных сумок, выполненный в технике аппликации (рис.3, 1,2) являет собой смесь русского плетеного (книжного и тесьмяного) орнамента с монгольскими и средневосточными узорами. Последним русские мастера подражали не всегда понимая их логику [-?! Авт.].
На одной из богато украшенных новгородских сумок в середине у нижнего края клапана сохранилась шестилепестковая бляшка из бронзы (рис.3, 2). Концы лепестков - в виде резного трилистника (излюбленный мотив монголов), в середине хищник с перевернутой назад головой, заключенный в кольцеобразную рамку, приклепанную к основе. Еще одна такая бляшка найдена в новгородских слоях конца XIII в., отдельно от сумки (Колчин, Янин, Ямщиков, 1985. Ил. 89). Точные аналоги им обнаружены в золотоордынском Увеке, (рис.3, 6) (Недашковский 2000. Рис.6, 8, 16) и в южно русских степях (в экспозиции ГИМ).
Среди кожаных поясов найденных в Новгороде в слоях XI в. есть остатки широкого пояса с бляшками, стилистика которых определяется тем, что они состоят как бы из фигурно изогнутых полосок металла (рис.3, 10) (в экспозиции ГИМ). Близкой аналогией им являются бляшки поясного набора из "медного гроба" - погребального комплекса Белореченских курганов, содержащего предметы второй половины XIII - XIV в. (в экспозиции ГИМ), а так же бляшки из поясной серебряной гарнитуры XIV в., обнаруженной в кургане 2 могильника Высокая Гора в Воронежской обл. (Кравец, 2004. С.222-224, рис.1 7-16).

И снова датировки артефактов оказываются не согласованными. С одной стороны, мы имеем новгородскую бляху, которая является русской имитацией XI века, с другой стороны, ордынские праобразы-оригиналы этих блях отыскиваются только в XIII - XIV и XIV вв., то есть имитация оказывается старше подлинника на 300÷400 лет.

Но самым замечательным новгородским поясом (в рамках нашей темы) является экспонируемая в ГИМ часть стрелкового, а судя по застежке - металлическому крюку, пояса (рис. 3, 11) из широких полос кожи, выкроенных по окружности "в талию". Пояс имеет на нижнем крае два выступа в виде трезубных лопастей - для подвески клчана (другая-левая-половина пояса с отверстиями-приемниками для крюка и одним выступом для подвески налуча не найдена), вырезы в виде заостренных волн по верхнему краю, железные бляхи того же "пруткового типа". Практически полностью аналогичные стрелковые пояса мы встречаем на иранских миниатюрах первой половины XIV в., изображающих монгольские реалии, а также среди материалов из золотоордынских погребений Волгоградской обл. (Горелик, 2002. С. 59, верхн. табл., 2, 4; нижн. табл., 1; C.60 №10).
... Таким образом, мы видим, что на Руси был популярны золотоордынские вещи, относящиеся к кругу престижной культуры и употреблявшиеся социальными верхами Руси, причем особенно Руси Северо-Западной, находящейся в минимальной зависимости, особенно культурной, от улуса Чжучи. Престижность золотоордынских вещей была настолько высока, что они вызывали на Руси и местные подражания, как равноценные по материалу, так и более дешевые.

Заключение.
• Приведенную выше информацию можно обобщить двумя утверждениями: 1) все рассмотренные артефакты в рамках традиционного подхода подразделяются на две категории, это золотордынский импорт и местные поделки-подражания импортному товару; 2) согласно стратиграфическим данным, которые на самом деле привязаны к абсолютной шкале радиоуглеродным или дендрохронологическим методом, возраст поделок-имитаций заметно превышает возраст предметов-оригиналов. Очевидно, что оба утверждения не могут быть выполнены одновременно. Если ошибочен первый тезис, тогда, классификация согласно которой артефакты делятся на золотоордынский импорт и русские поделки-имитации, на самом деле, являются предметами единой культуры. Если же ошибочно второе утверждение, то в наших датировках присутствует некоторая систематическая ошибка, из-за которой в ряде случаев, предметы-праобразы становятся моложе предметов-имитаций.

• С точки зрения Новой Хронологии археологические данные не являются противоречивыми, поскольку согласно НХ-концепции Русь и Орда были единым целым. В рамках такого подхода разделять артефакты на предметы-оригиналы и предметы-поделки является бессмысленным. В этом случае, все предметы были произведены в пределах одного государства, а отличие датировок схожих предметов можно считать вполне допустимым. В качестве примера приведем возникшие затруднения в соотнесении костнорезных блях из Новгорода к категории предметов-оригиналов или предметов-имитаций. Между тем, ситуация весьма проста, поскольку все артефакты были изготовлены на территории государства с единой культурой, нет объективного критерия для разрешения вопроса о первичности или заимствовании.

• Вопрос адекватности стратиграфических датировок при отождествлении Руси и Орды не стоит столь остро по сравнению с традиционным подходом, поскольку в данном случае отсутствует разделение артефактов на оригиналы и имитации. Тем не менее, разрывы от 100 до 400 лет в датировках одинаковых по типу предметов существуют. Такое постоянство стилистики на протяжении нескольких веков вызывает некоторое удивление, что наводит на мысль усомниться в точности самих стратиграфических датировок.

 

1. М.В. Горелик.   Золотоордынские предметы и их местные подражания в материалах древнерусских городов. // КСИА, выпуск 222.